Говорят, что мы получаем именно те кошмары, которых заслуживаем. Неудивительно, что Райнера вот уже вторую неделю, как они стали курсантами 104-го отряда, мучают кошмары. Ведь среди их новых друзей есть и те, кто видел своими глазами, как Бертольд и Райнер проломили Марию.
Бертольд научился даже во сне чувствовать, когда умиротворенное состояние Райнера меняется на холодный, липкий страх, опутывающий его своими сетями. Между ними есть невидимая связь – тоньше женского волоса, но прочнее всего на свете. Стоит Райнеру едва слышно застонать во сне или морщинкам углубиться на его лбу, как Бертольд мгновенно свешивается со своего яруса и внимательно вглядывается в темноту, чтобы узнать: надо ли разбудить товарища или кошмар не настолько сильный, чтобы беспокоить его хрупкий сон. Если второе – Бертольд позволяет себе откинуться обратно на подушку и закрыть глаза, улавливая слухом малейшие движения под собой. В противном случае он как можно тише спускается с кровати и садится рядом с Райнером. Пару мгновений изучает его напряженное лицо, а затем обнимает за плечи и легонько встряхивает, ожидая осмысленного взгляда. Райнер никогда не говорит, что не дает ему спать по ночам, но Бертольд знает его лучше, чем себя. В кошмарах этих – люди. Люди, погибшие под завалами из крыш, стен и балок домов; люди, не успевшие убежать от глупых титанов; люди, опоздавшие на корабль. Все они умерли по их с Райнером вине и теперь еженощно напоминают о себе. Бертольду легче: за эти года он научился заглушать эмоции, подавлять чувство вины – будто знал, что кошмары настигнут их, предателей человечества. Райнер так не умеет, поэтому съеденные наполовину, изуродованные человеческие тела каждую ночь вопрошают у него: «Почему? За что?» А Райнер не может им ответить, и от этого становится страшно.
– Тихо, все хорошо, – успокаивающе шепчет Бертольд, прижимая вздрагивающего друга к своей груди, гладя его по взмокшей спине смазанными движениями. – Сегодня я могу снова спать с тобой, если хочешь. Я не отдам тебя им. И Райнер становится похожим на ребенка, когда жмется к нему, обвивает всеми конечностями, чтобы не потерять ломающееся на глазах ощущение защищенности. Мы получаем именно те кошмары, которых заслуживаем, но у нас есть и право спасаться от них в тепле родных рук.
Говорят, что мы получаем именно те кошмары, которых заслуживаем. Неудивительно, что Райнера вот уже вторую неделю, как они стали курсантами 104-го отряда, мучают кошмары. Ведь среди их новых друзей есть и те, кто видел своими глазами, как Бертольд и Райнер проломили Марию.
Бертольд научился даже во сне чувствовать, когда умиротворенное состояние Райнера меняется на холодный, липкий страх, опутывающий его своими сетями. Между ними есть невидимая связь – тоньше женского волоса, но прочнее всего на свете. Стоит Райнеру едва слышно застонать во сне или морщинкам углубиться на его лбу, как Бертольд мгновенно свешивается со своего яруса и внимательно вглядывается в темноту, чтобы узнать: надо ли разбудить товарища или кошмар не настолько сильный, чтобы беспокоить его хрупкий сон. Если второе – Бертольд позволяет себе откинуться обратно на подушку и закрыть глаза, улавливая слухом малейшие движения под собой. В противном случае он как можно тише спускается с кровати и садится рядом с Райнером. Пару мгновений изучает его напряженное лицо, а затем обнимает за плечи и легонько встряхивает, ожидая осмысленного взгляда.
Райнер никогда не говорит, что не дает ему спать по ночам, но Бертольд знает его лучше, чем себя. В кошмарах этих – люди. Люди, погибшие под завалами из крыш, стен и балок домов; люди, не успевшие убежать от глупых титанов; люди, опоздавшие на корабль. Все они умерли по их с Райнером вине и теперь еженощно напоминают о себе. Бертольду легче: за эти года он научился заглушать эмоции, подавлять чувство вины – будто знал, что кошмары настигнут их, предателей человечества. Райнер так не умеет, поэтому съеденные наполовину, изуродованные человеческие тела каждую ночь вопрошают у него: «Почему? За что?» А Райнер не может им ответить, и от этого становится страшно.
– Тихо, все хорошо, – успокаивающе шепчет Бертольд, прижимая вздрагивающего друга к своей груди, гладя его по взмокшей спине смазанными движениями. – Сегодня я могу снова спать с тобой, если хочешь. Я не отдам тебя им.
И Райнер становится похожим на ребенка, когда жмется к нему, обвивает всеми конечностями, чтобы не потерять ломающееся на глазах ощущение защищенности.
Мы получаем именно те кошмары, которых заслуживаем, но у нас есть и право спасаться от них в тепле родных рук.
Это так трепетно и проникновенно, что я просто не знаю, что еще сказать.
Спасибо Вам.
Неон.
а.
з.
а.
откроетесь, автор? а то я, кажется, узнаю "почерк" хд
а.