II-34. Ирвин/Ривай, Ночь перед заданием. R+ — @дневники: асоциальная сеть

04.07.2013 в 21:42

538 слов по ворду. автор долго сомневался, стоит ли выкладывать явно не слишком удачное исполнение, однако решил, что попытка не пытка. дорогой заказчик, заранее прошу прощения, вы наверняка ожидали что-то другое.

Ирвину кажется, что он плывет в черном страшном мареве, у которого нет ни дна, ни верха. Оно забивается в нос и рот, пробирается в горло, сжимает ледяной когтистой лапой сердце, заставляет его биться все медленнее и медленнее.
У Ирвина нет ни рук, ни ног, ни глаз. У Ирвина не осталось ничего, чем стоило бы дорожить.
Ирвин свободен.
- Эй, а ну-ка.
Он скалится из темноты - широкие ладони сложены у лица ковшиком, вспышка - и белый сигаретный дым тает у потолка.
- Что? - голос у Ирвина хриплый спросонья.
- Не ори, - морщится Ривай. - Весь этаж разбудишь.
Ирвин не орет, только дышит - с опозданием понимая, что воздуха так много, что легкие с ними не справляются. Ривай с досадой мнет в пепельнице сигарету, наклоняется совсем близко - всклокоченная челка мажет по лицу, - и застывает, буравя недобрым взглядом.
Ирвин тянет губы в улыбку, а потом обнимает - костлявые плечи, худая спина, тощий зад. Ривай смотрит прямо в глаза, проникает в самую суть, вытягивает душу вместе с кошмарными снами.Ривай не шевелится, терпелива ожидая, что будет дальше.
Ирвин неторопливо исследует его, напряженного, как струна: обводит по кругу поясницу, разгоняя стайку мурашек, оглаживает теплый бок, кладет ладонь туда, где размеренно стучит сердце.
- Не хочешь раздеться?
Он спрашивает без особой надежды: каждый раз, когда Ирвин тонет в черном мареве, Ривай оказывается рядом. Неизменно вытягивает его из черной жижи, тащит наверх, на поверхность, позволяет обхватить себя и прижать, терпеливо ожидая, пока не пройдет.
Это всегда проходит вместе с вопросом о том, что дальше, вместе с голодным блеском в глазах, вместе с готовым сорваться с языка "да".
Тишина обволакивает их и давит, заставляет вспомнить, кто они такие, чем они обязаны заниматься. Ирвин виновато сжимает губы, отпуская. Ривай встает с его постели задумчивый и усталый.
В тишине отчетливо и остро слышен шорох снимаемой одежды.
Ирвин не позволяет себе думать: хватается, как за соломинку, тянет на себя, укладывая сверху. Кожа прижимается к коже, и вдруг становится жарко, и чужое дыхание заставляет что-то внутри свернуться в пульсирующий клубок.
Ривай оказывается тощим и гибким, когда выгибается под ним - мышцы на узкой спине вздуваются узлами, под ладонями шершаво чувствуются старые шрамы - их и не видно в темноте, такое можно ощутить только кожей. Губами, руками, всем телом.
Ирвина трясет, когда он вытягивается над ним, и Ривай только сорванно дышит и что-то хрипло шепчет в подушку, и толкается навстречу, и гнется, как пластилиновый.
- ...мать! - выдыхает он, наконец, и обмякает под ним, шипит, когда Ирвин хватает его за бедра.
У Ирвина нет сил ни остановиться, ни попросить прощения - он знает, что его прикосновения не слишком осторожны, он знает, что, возможно, потом за это придется отплатить.
Когда все заканчивается, тишина падает на них огромным сонным одеялом. Ирвин прикасается к Риваю губами - поясница, шея, шершавая щека. Ривай терпеливо ждет.
Ирвин не решается поцеловать его нормально, по-настоящему - целует подбородок, скулы, лоб, сомкнутые веки... И застывает, когда Ривай выворачивается, встает с кровати и начинает подбирать свою одежду.
- Доброй ночи, - ухмыляется он, и в его глазах только черная жижа. - Утром будет лучше. Увидимся.
- Доброй, - отзывается Ирвин.
И молчит о том, что давно перестал верить в то, что будет.
У Ирвина давно ничего не осталось.
Ирвин свободен, и Ривай об этом знает.

URL