390 слов. Ирвину в моём видении 35. Я знаю, что это совсем не то, чего хотелось заказчику. Вас может ввести в недоумение первая половина текста, но она правда нужна.
Ирвин всегда был очень чутким малым. С самой юности его проницательность не знала границ, а с возрастом и чуткость вопреки всякой логике усиливалась, и под его гордые сорок стала выходить за всякие пределы. Ирвин всегда выглядел спокойным и холодным. Так было и внутри. Рассчётливость и скупая логика никогда не уступала места чувствам и эмоциям. Ирвин очень давно отдал предпочтение рациональной части своей человеческой натуры и с тех пор никогда не отрекался от своего решения. Каждая его симпатия или антипатия к кому-то была взвешена и много раз обдумана. Каждая вспышка эмоций в нём была лишь закономерным выводом из ситуации и не более. Чистая теория. Ничего лишнего. Ирвин всегда прислушивался к себе очень внимательно, потому что доверял себе больше, чем кому-либо другому. Поэму Ирвина никогда не удивляло то, что происходило в его душе - он понимал, к чему это происходит, от чего и для чего. Ирвин всегда видел красочные сны, полные совершенно реальных, жизненных ощущений, и каждый раз интерпретировал их идеально. Когда находишься в гармонии с собой, это не сложно. Ирвин всегда видел смерти. Наяву и во сне. Перед каждой новой вылазкой во снах все его товарищи, старые и новые, вчерашние кадеты и ветераны разведки, живые, мёртвые, вставали перед ним. Они отдавали ему честь, как командору. Будто бы Ирвин всегда был командором. Лица мёртвых товарищей никогда не искажались в гримасах ужаса или боли - они улыбались только, гордо. Они были рады следовать за своим командором на край света. Любого. Они ждали его с той стороны, чтобы проводить. Ещё живые товарищи каждый раз умирали в страшных муках. Иногда им даже не хватало времени и возможности биться в агонии. Просто титаны, тоже всегда жившие во снах Ирвина, отрывали им головы, руки, ноги, глотали целиком или только кусками, пережёвывали, выплёвывали, ломали пополам, топтали, уничтожали. Каждый, кто был рядом с ним, Ирвином, в реальной жизни умирал в его снах перед каждым новым походом за стену. Но обычно это продолжалось не очень долго. Так или иначе, после пары-тройки вылазок эти люди перемещались к тем, улыбающимся, ожидающим, гордым. Так или иначе, они преодолевали страдания, боль и унижения. И больше не боялись. Только ждали командора там, по ту сторону. Ирвин с каждым новым походом боялся всё больше, что Ривай забудет о страхе и боли, о страданиях и унижении, обо всём том, чем была наполнена его жизнь. И с каждым новым сном Ривай погибал всё мучительнее, всё кровожаднее, всё быстрее...
Небо над лесом пронзительно голубое, впрочем, его все равно особо не разглядеть за густыми кронами. Сквозь листву пробиваются разве что редкие лучи солнца, золотистыми столбиками спускаясь к земле. Ханджи по своему обыкновению полна энтузиазма изловить хотя бы одного титана, что снуют среди деревьев, чувствуя присутствие людей, впрочем, Ривай полон того же энтузиазма лишить Зоэ подобной возможности. Скользнувший по Ирвину взгляд, и капрал устремляется вниз. Ривай, казалось бы, лишен любых сомнений, заточен под молниеносные атаки без права на ошибку. Ирвин давно уже привык к смерти, что ходит по пятам и стала верной спутницей разведотряду. Тем не менее, иногда ее, вопреки здравому смыслу и утверждению, что все люди смертны, совсем не ждешь. К чему-то просто привыкаешь, будто не может быть иначе. А к кому-то так же просто привязываешься. Ирвин осматривается, пытаясь найти капрала, что, впрочем, легко удается. Движения стремительны, но Ирвин видит все так, словно время решило замедлиться, растягивая момент, когда обрывается еще одна жизнь. Каково это забывать, как дышать? Осознание произошедшего наваливается разом, толкает вперед, заставляя не слушать сливающиеся в непонятный гул голоса.
Ирвин просыпается, чувствуя, как гулко стучит сердце. Где-то на грани сознания ощущает легкий ветерок на коже, чувствует терпкий запах листвы и металлический - крови; слышит крик, чужой или все же свой? Приподнимается на локтях и не без тревоги вглядывается в густую темноту, среди которой все отчетливее белеют простыни. Ривай что-то сонно и весьма недовольно бурчит себе под нос, наверняка призывая Ирвина ко сну. По-своему он, конечно, прав. Никто из них не знает, когда им еще будет позволено хоть сколько отдохнуть. Потому Ирвин ложится обратно, обнимает Ривая и утыкается лицом в его шею, шумно вдыхая. От ощущения чужого тепла рядом становится легче, хотя отголоски недавнего сна продолжают царапаться осколками где-то внутри. Ривай вновь ворчит, но не отстраняется, несмотря на свои недавние заверения прикончить своего непосредственного командира, если тот не угомонится. Ирвин засыпает, прислушиваясь к дыханию Ривая, чувствуя биение его сердца на своих пальцах.
Довольно часто, о чем, впрочем, никогда не признается капралу, Ирвин видит его смерть во сне, переживая ее заново, раз за разом. Не суть важно, при каких обстоятельствах, итог все равно один и тот же. И к нему невозможно привыкнуть. Кошмар, что не играется аллюзиями, слишком реалистичный для сна, как бусинки на четках перебирающий самые сокровенные страхи. Наверное, в столь тревожное время, когда кошмары вплетаются в действительность замысловатым путаным узором, это своеобразная плата за привязанности. Впрочем, отказываться от них Ирвин не собирается. Только все же боится, что однажды не сможет проснуться.
-
-
30.06.2013 в 04:18Ирвину в моём видении 35. Я знаю, что это совсем не то, чего хотелось заказчику. Вас может ввести в недоумение первая половина текста, но она правда нужна.
Ирвин всегда был очень чутким малым. С самой юности его проницательность не знала границ, а с возрастом и чуткость вопреки всякой логике усиливалась, и под его гордые сорок стала выходить за всякие пределы.
Ирвин всегда выглядел спокойным и холодным. Так было и внутри. Рассчётливость и скупая логика никогда не уступала места чувствам и эмоциям. Ирвин очень давно отдал предпочтение рациональной части своей человеческой натуры и с тех пор никогда не отрекался от своего решения. Каждая его симпатия или антипатия к кому-то была взвешена и много раз обдумана. Каждая вспышка эмоций в нём была лишь закономерным выводом из ситуации и не более. Чистая теория. Ничего лишнего.
Ирвин всегда прислушивался к себе очень внимательно, потому что доверял себе больше, чем кому-либо другому. Поэму Ирвина никогда не удивляло то, что происходило в его душе - он понимал, к чему это происходит, от чего и для чего.
Ирвин всегда видел красочные сны, полные совершенно реальных, жизненных ощущений, и каждый раз интерпретировал их идеально. Когда находишься в гармонии с собой, это не сложно.
Ирвин всегда видел смерти. Наяву и во сне. Перед каждой новой вылазкой во снах все его товарищи, старые и новые, вчерашние кадеты и ветераны разведки, живые, мёртвые, вставали перед ним. Они отдавали ему честь, как командору. Будто бы Ирвин всегда был командором. Лица мёртвых товарищей никогда не искажались в гримасах ужаса или боли - они улыбались только, гордо. Они были рады следовать за своим командором на край света. Любого. Они ждали его с той стороны, чтобы проводить. Ещё живые товарищи каждый раз умирали в страшных муках. Иногда им даже не хватало времени и возможности биться в агонии. Просто титаны, тоже всегда жившие во снах Ирвина, отрывали им головы, руки, ноги, глотали целиком или только кусками, пережёвывали, выплёвывали, ломали пополам, топтали, уничтожали. Каждый, кто был рядом с ним, Ирвином, в реальной жизни умирал в его снах перед каждым новым походом за стену. Но обычно это продолжалось не очень долго. Так или иначе, после пары-тройки вылазок эти люди перемещались к тем, улыбающимся, ожидающим, гордым. Так или иначе, они преодолевали страдания, боль и унижения. И больше не боялись. Только ждали командора там, по ту сторону.
Ирвин с каждым новым походом боялся всё больше, что Ривай забудет о страхе и боли, о страданиях и унижении, обо всём том, чем была наполнена его жизнь. И с каждым новым сном Ривай погибал всё мучительнее, всё кровожаднее, всё быстрее...
-
-
30.06.2013 в 11:39з
-
-
30.06.2013 в 11:44Автор.
-
-
10.07.2013 в 01:25Небо над лесом пронзительно голубое, впрочем, его все равно особо не разглядеть за густыми кронами. Сквозь листву пробиваются разве что редкие лучи солнца, золотистыми столбиками спускаясь к земле.
Ханджи по своему обыкновению полна энтузиазма изловить хотя бы одного титана, что снуют среди деревьев, чувствуя присутствие людей, впрочем, Ривай полон того же энтузиазма лишить Зоэ подобной возможности.
Скользнувший по Ирвину взгляд, и капрал устремляется вниз.
Ривай, казалось бы, лишен любых сомнений, заточен под молниеносные атаки без права на ошибку.
Ирвин давно уже привык к смерти, что ходит по пятам и стала верной спутницей разведотряду. Тем не менее, иногда ее, вопреки здравому смыслу и утверждению, что все люди смертны, совсем не ждешь.
К чему-то просто привыкаешь, будто не может быть иначе. А к кому-то так же просто привязываешься.
Ирвин осматривается, пытаясь найти капрала, что, впрочем, легко удается.
Движения стремительны, но Ирвин видит все так, словно время решило замедлиться, растягивая момент, когда обрывается еще одна жизнь.
Каково это забывать, как дышать?
Осознание произошедшего наваливается разом, толкает вперед, заставляя не слушать сливающиеся в непонятный гул голоса.
Ирвин просыпается, чувствуя, как гулко стучит сердце. Где-то на грани сознания ощущает легкий ветерок на коже, чувствует терпкий запах листвы и металлический - крови; слышит крик, чужой или все же свой?
Приподнимается на локтях и не без тревоги вглядывается в густую темноту, среди которой все отчетливее белеют простыни.
Ривай что-то сонно и весьма недовольно бурчит себе под нос, наверняка призывая Ирвина ко сну. По-своему он, конечно, прав. Никто из них не знает, когда им еще будет позволено хоть сколько отдохнуть.
Потому Ирвин ложится обратно, обнимает Ривая и утыкается лицом в его шею, шумно вдыхая.
От ощущения чужого тепла рядом становится легче, хотя отголоски недавнего сна продолжают царапаться осколками где-то внутри.
Ривай вновь ворчит, но не отстраняется, несмотря на свои недавние заверения прикончить своего непосредственного командира, если тот не угомонится.
Ирвин засыпает, прислушиваясь к дыханию Ривая, чувствуя биение его сердца на своих пальцах.
Довольно часто, о чем, впрочем, никогда не признается капралу, Ирвин видит его смерть во сне, переживая ее заново, раз за разом. Не суть важно, при каких обстоятельствах, итог все равно один и тот же. И к нему невозможно привыкнуть. Кошмар, что не играется аллюзиями, слишком реалистичный для сна, как бусинки на четках перебирающий самые сокровенные страхи.
Наверное, в столь тревожное время, когда кошмары вплетаются в действительность замысловатым путаным узором, это своеобразная плата за привязанности.
Впрочем, отказываться от них Ирвин не собирается.
Только все же боится, что однажды не сможет проснуться.
-
-
13.07.2013 в 17:25Неон.