220 слов. Это скорее Райнер|Бертольд. Но автору увиделось так, простите.
Ночь перед атакой на стену Мария пролетает для Бертольда подбитой птицей: достаточно быстро, но в мучениях. Он беспокойно ворочается во сне, сминая под собой влажную от пота простыню, кутается в одеяло, грубо заштопанное в четырех местах неумелыми детскими руками. Иногда Бертольд просыпается и смотрит на стул, стоящий впритык к кровати. На нем, согнувшись в совершенно неудобной позе, дремлет Райнер. Сон у него чуткий, поэтому он тут же вскидывает голову и в упор смотрит на друга. Бертольд молчит, лишь протягивает ему ладошку, мол, иди сюда, ко мне. «Так будет теплее», – просящим взглядом уверяет он Райнера. Райнер мотает головой, несколько секунд елозит босыми пятками по голому деревянному настилу и бросает тихое: – Спи.
Бертольд осторожно опускает Имир на широкий сук, вздыхает, когда Райнер не особо бережно сгружает туда же Эрена, и прислоняется спиной к стволу: он так устал. От бесконечной лжи друзьям, от этого иррационального мира, от самого себя. – Ты в порядке? – Райнер спрыгивает к нему и, нахмурившись больше обычного, опускает горячие ладони на чужие плечи. – Наверное. А ты? – Да. – Хорошо, если так. Только что-то глаза у тебя больно грустные, – зачем-то мелькает натянутая улыбка. Райнер, может, и вырос, может, и стал крепче, сильнее, надежнее, да только Бертольд все равно видит в нем того сгорбившегося двенадцатилетнего пацана, который упрямо отказывался спать рядом с ним перед тем, как сломать одну стену – и тысячи людских жизней.
Гость в 20:15, спасибо) Стеснялся, может, кто его знает) Это личный фанон автора: в детстве Райнер не часто спал вместе с Бертом, зато сейчас – за милую душу)
Ночь перед атакой на стену Мария пролетает для Бертольда подбитой птицей: достаточно быстро, но в мучениях. Он беспокойно ворочается во сне, сминая под собой влажную от пота простыню, кутается в одеяло, грубо заштопанное в четырех местах неумелыми детскими руками. Иногда Бертольд просыпается и смотрит на стул, стоящий впритык к кровати. На нем, согнувшись в совершенно неудобной позе, дремлет Райнер. Сон у него чуткий, поэтому он тут же вскидывает голову и в упор смотрит на друга. Бертольд молчит, лишь протягивает ему ладошку, мол, иди сюда, ко мне. «Так будет теплее», – просящим взглядом уверяет он Райнера. Райнер мотает головой, несколько секунд елозит босыми пятками по голому деревянному настилу и бросает тихое:
– Спи.
Бертольд осторожно опускает Имир на широкий сук, вздыхает, когда Райнер не особо бережно сгружает туда же Эрена, и прислоняется спиной к стволу: он так устал. От бесконечной лжи друзьям, от этого иррационального мира, от самого себя.
– Ты в порядке? – Райнер спрыгивает к нему и, нахмурившись больше обычного, опускает горячие ладони на чужие плечи.
– Наверное. А ты?
– Да.
– Хорошо, если так. Только что-то глаза у тебя больно грустные, – зачем-то мелькает натянутая улыбка.
Райнер, может, и вырос, может, и стал крепче, сильнее, надежнее, да только Бертольд все равно видит в нем того сгорбившегося двенадцатилетнего пацана, который упрямо отказывался спать рядом с ним перед тем, как сломать одну стену – и тысячи людских жизней.
Но не можете объяснить, почему Райнер отказался лечь в одну кровать с Бертольдом в детстве?
нз
Гость в 20:15, спасибо)
Стеснялся, может, кто его знает) Это личный фанон автора: в детстве Райнер не часто спал вместе с Бертом, зато сейчас – за милую душу)
а.
тот же самый нз